Charkow-43

Операция «Звезда» и ее продолжение

Наш замысел

Среди других наступательных операций Воронежского фронта операция «Звезда» занимает особое место как по замыслу, так и по его выполнению. Она логически вытекала из двух предшествовавших, продолжала и должна была достойно завершить их, равно как и всю зимнюю кампанию 1943 года. В ней участвовали решительно все войска фронта, и боевыми действиями охватывался очень обширный район Воронежской, Курской, Белгородской и Харьковской областей.

Эта наступательная операция проводилась в новых условиях. «Звезда» должна была начаться не прорывом обороны противника, как это мы делали во всех прошлых операциях, а прямо развитием успеха, уже достигнутого войсками. Борьбу с противником предстояло вести на промежуточных рубежах его обороны, состоявших в основном из отдельных узлов сопротивления и опорных пунктов.

В прежних наступательных операциях нам приходилось иметь дело со смешанным составом неприятельских войск: немецкими дивизиями, итальянскими, венгерскими. Теперь же перед нами стояли только немецко-фашистские войска, причем большинство из них было переброшено в районы Харькова, Белгорода и Волчанска с других направлений или непосредственно из Германии. Все это требовало от нас повышенной организованности, большой гибкости в руководстве боевыми действиями.

Основной целью операции было уничтожение войск противника, оборонявшихся на рубеже Тим, Оскол, Волоконовка, Валуйки, разгром его оперативных резервов в Курске, Белгороде, Харькове и овладение этими крупными городами. [160]

Главные усилия сосредоточивались на харьковском операционном направлении. Здесь с рубежа Старый Оскол, Валуйки должны были наступать войска 40, 69, 3-й танковой армий и 2-го гвардейского кавкорпуса. В начале наступления им предстояло действовать на широком фронте, а в дальнейшем, по мере продвижения, фронт перед этой группировкой сужался примерно наполовину.

Справа от 40-й армии в направлении Мантурово, Прохоровка, Томаровка планировалось наступление 38-й армии, но перед тем она должна была завершить уничтожение группировок противника в районе Тим, Мантурово. Следовательно, в первые дни наступления правый фланг главной группировки войск фронта оставался открытым со стороны Курска и Сум.

60-я армия имела задачу нанести вспомогательный удар из района Касторное на Курск. По мере продвижения войск 38-й армии полоса ее расширялась.

Левее нашей 3-й танковой армии, в направлении Сватово, Балаклея, должны были наступать войска 6-й армии Юго-Западного фронта.

Рассматривая план операции «Звезда», искушенный читатель не может не обратить внимания на одну странность: почему перекрещиваются полосы 38-й и 60-й армий? На завершающем этапе Воронежско-Касторненской операции войска 38-й армии находились в районе Мармыши, Быково, Кшень, а тылы ее базировались на станцию Долгоруково. Войска же 60-й армии сосредоточивались тогда в районе Касторное, а базировалась она на железную дорогу Графская — Отрожка. Теперь эти армии менялись местами: 60-я занимала район севернее 38-й.

Смысл такого перекрещивания полос двух армий объяснить трудно, но рассказать, как это получилось, следует.

Еще в начале Воронежско-Касторненской операции командующий фронтом сказал командармам Н. Е. Чибисову и И. Д. Черняховскому:

— План дальнейших действий ваших армий будет зависеть от результатов этого наступления. На Харьков пойдет та армия, войска которой освободят Касторное.

Городом Касторное овладели войска 38-й армии, и теперь, в порядке поощрения за успех, она включалась в главную группировку для наступления на Харьков. Честь быть освободителем второго города Украины представляла [162] большой соблазн не только для командармов, но и для всего личного состава.

Справедливости ради надо сказать, что условия действий этих двух армий в Касторненской операции нельзя считать равными. Войска 38-й наступали в непосредственном взаимодействии с сильной группировкой 13-й армии и по кратчайшему направлению на Касторное (35–40 км). А войскам 60-й предстояло преодолеть вдвое большее расстояние (75–90 км), да и сопротивление противника на ее направлении ожидалось более упорное. Только чудо могло помочь ей в соревновании с 38-й за овладение Касторным.

Чуда не произошло, но своеобразный способ поощрения командарма 38 остался в силе. И это прибавило очень много дополнительной работы как штабу фронта, так и штабам двух армий (не говоря уж о материальных издержках). Нужно было в сжатые сроки перегруппировать войска и тылы, перебазировать армии на новые станции снабжения, отрегулировать движение на маршрутах боевых частей, и особенно на узлах дорог. Зимние условия еще больше усложняли все это.

Но вернемся к существу плана наступательной операции «Звезда».

Общая ее глубина определялась в 200–250 километров с выходом войск на рубеж Ракитное — Грайворон — Богодухов — Люботин — Мерефа. Распадалась она на два этапа. В первом этапе предусматривалось уничтожение войск противника по линии железной дороги Старый Оскол — Валуйки и выход к Северному Донцу на фронте Белгород, Волчанск, Печенега. Во втором этапе предстояло овладеть Харьковом и выдвинуться на рубеж, завершающий операцию.

При разработке решения и планировании операции штаб фронта не избежал ошибок. Наиболее существенная из них состояла в том, что наступление войск фронта предусматривалось в одном оперативном эшелоне и даже не создавались оперативные резервы. Командующий фронтом поставил себя в такое положение, при котором он фактически почти не мог влиять на ход операции. Не имели резервов и командующие армиями. Все надежды связывались с успешным и решительным продвижением войск.

Очевидным просчетом являлось и то, что усилия трех армий, составлявших ударную группировку, направлялись [163] к одному объекту — городу Харькову. 40-я армия получала задачу наступать в общем направлении Белгород, Харьков, охватывая последний с северо-запада, и только силами одной дивизии наносить удар на Богодухов. 69-я целиком нацеливалась на Харьков (через Волчанск). 3-я танковая должна была действовать в направлении Печенега, Чугуев, Люботин, обходя Харьков с юго-запада.

Харьков, словно магнит, притягивал к себе наступающие войска.

Конечно, заранее трудно было предугадать, что 40-я и 3-я танковая армии вместо глубокого обхода Харькова поведут наступление главными силами прямо на город. Но исключать такую возможность, конечно, не следовало. И уж во всяком случае здесь нельзя было полагаться на самотек и самодеятельность командармов. Штабу фронта надлежало осуществлять более жесткий контроль за безусловным соблюдением разгранлиний между армиями и добросовестным выполнением каждой из них всего объема своей задачи. Глубокие, охватывающие удары войск 40-й армии на Богодухов, а 3-й танковой на Мерефу, Люботин неизбежно привели бы к гораздо большим оперативным результатам. В районе Харькова могли быть окружены войска двух корпусов противника — танкового корпуса СС и армейского «Раус».

К сожалению, как мы увидим далее, события в этом районе получили иное развитие.

В роли командарма

Я уже упоминал, что в конце января в составе нашего фронта стала создаваться 69-я армия и мне было доверено командовать ею. Из Острогожска, куда перебазировался командный пункт фронта, я выехал к новому месту службы сразу после завершения планирования операции «Звезда».

Зимний день короток, но его хватило на то, чтобы догнать штаб армии. Он разместился в небольшом населенном пункте восточнее города Новый Оскол.

Дорога запомнилась мне плохо — я ее просто не замечал. Все думалось о новой своей деятельности. Она во многом отличалась от того, чем я занимался до тех пор.

Никто из начальников штабов, тем более начальник штаба фронта, не может пожаловаться на незагруженность [164] работой или малую значимость ее. Но он не наделен правом принимать самостоятельные решения в отношении действий войск.

Командующий армией наделен этим правом в полной мере и в такой же мере ответствен за все, что происходит в доверенных ему войсках.

Необходимые для командарма качества и навыки сами по себе не приходят. Они вырабатываются только в процессе командования при напряженной боевой деятельности войск. И мне такие возможности предоставились буквально с первых же дней. 69-я армия создавалась в боях. К тому же ее дивизии после завершения Воронежско-Касторненской операции еще не полностью вобрались в полосу, отведенную ей для нового наступления. Словом, хлопот хватало.

Хорошо еще, что заместителем у меня оказался бывший командир 18-го отдельного стрелкового корпуса генерал-майор П. М. Зыков. Он прекрасно знал состояние каждой нашей дивизии и личные качества их командиров, чем оказал мне на первых порах неоценимую помощь.

С большой озабоченностью рассматривали мы стоящие перед армией задачи. Ведь уже около трех недель все ее соединения вели непрерывные бои. Некоторые из них понесли значительные потери. Мало было боеприпасов. Случались перебои в продовольственном снабжении. Солдаты нуждались в отдыхе. Командиры заговорили о скорой оперативной паузе. Но действовать нам предстояло без всяких пауз. Так требовала обстановка, сложившаяся в полосе Воронежского фронта к концу января 1943 года. Мы не имели права задерживаться, рисковать утратой инициативы.

Наступление войск левого крыла фронта в первые дни новой операции (то есть 1 и 2 февраля) проходило без серьезных осложнений. Они сравнительно легко ликвидировали опорные пункты противника на западном берегу реки Оскол и преследовали отходящие части немцев до рубежа Прохоровка, Мелехово, Нежеголь, Белый Колодезь, Великий Бурлук, уничтожая их арьергарды. Но кое-где случились задержки. Например, частям 161-й и 219-й стрелковых дивизий в течение нескольких дней пришлось вести бой в районе Велико-Михайловка с неприятельской мотодивизией «Великая Германия». А ближе к Харькову, на рубеже Мелехово, Шебекино, Белый [165] Колодезь, Великий Бурлук, противник стал вводить в бой танковый корпус СС{13} и 167-ю пехотную дивизию. С этого момента наступление наших войск заметно замедлилось.

Особенно мне запомнился напряженный бой в районе Белый Колодезь, Приколотное, на стыке 69-й и 3-й танковой армий. Противник выдвинул сюда свою свежую танковую дивизию «Рейх». Используя заранее подготовленные, расчищенные от снега дороги, она умело маневрировала и то там, то здесь предпринимала контратаки против нашей пехоты.

6 февраля неприятельские танки контратаковали на марше близ Белого Колодезя 180-ю стрелковую дивизию. Передовые ее части понесли при этом значительные потери. В некоторых батальонах оказались полностью выведенными из строя противотанковые средства вместе с расчетами, а немецкие танки продолжали наносить удары. Только при развертывании главных сил дивизии их натиск был сломлен.

К вечеру обстановка резко изменилась: нам удалось вынудить дивизию «Рейх» к отходу, а в ночном бою полки нашей 180-й стрелковой дивизии окончательно разделались с ней и отбросили далеко на запад.

Не удалось противнику задержаться и на старом, хорошо оборудованном рубеже, с которого он начал свое наступление в конце июня 1942 года. Войска Воронежского фронта с ходу преодолели этот рубеж, форсировали реку Северный Донец и 9 февраля овладели городами Белгород и Волчанск, а также крупными населенными пунктами Рубежное, Салтов, Печенега.

К этому же времени обозначился большой успех на правом крыле фронта: 60-я армия во взаимодействии с 13-й армией Брянского фронта овладела городом Курск.

Несколько отставали, не выдерживая общего темпа наступления, войска 38-й армии. Ее задержали бои южнее Тима, и в последующем она продвигалась за 40-й армией уступом справа. Такое стечение обстоятельств вполне позволяло командованию и штабу фронта исправить ошибку, [166] допущенную при планировании операции в отношении резервов. Пожалуй, правильнее было бы вывести 38-ю армию во второй эшелон. Можно было изменить и направление удара 40-й армии, нацелить ее на Белгород, Золочев, Богодухов в целях осуществления глубокого обхода Харькова.

Успешно наступали войска соседней с нами 6-й армии Юго-Западного фронта. 6 февраля они овладели Балаклеей и Барвенковом. Этот успех соседа создавал благоприятные условия для маневра 3-й танковой армии. Она получила возможность направить свои танковые корпуса в глубокий обход Харькова с юга. Однако вместо этого наши танкисты продолжали напряженные бои с частями 298-й и 320-й пехотных дивизий противника, отходившими под ударами войск Юго-Западного фронта из района Купянска. В течение восьми дней — с 6 по 14 февраля — главные силы танковой армии были, по существу, скованы в этой малоэффективной, хотя и нелегкой для них, борьбе.

Боевые действия на подступах к Харькову основательно измотали нас. Заметно поредела пехота. Резко сократилось количество боевых машин в танковых корпусах и бригадах. Многие части не имели реальных средств для подавления опорных пунктов противника, и потому бои за такие пункты принимали все более затяжной характер.

Только к утру 15 февраля сопротивление немцев было сломлено и советские войска устремились к Харькову.

Как стало известно впоследствии, командиры немецких соединений опасались окружения и еще за два дня до этого просили разрешения оставить Харьков. В частности, командир танкового корпуса СС делал такие запросы дважды (14 и 15 февраля) и дважды получал отказ. Затем он самостоятельно отдал приказ своим войскам на отход из района Харькова. И хотя этот приказ тотчас же был отменен верховным командованием, части корпуса СС ушли из Харькова.

Наши войска стремительно преследовали отходящего противника и в ночь на 16 февраля полностью овладели городом, а к 18 февраля передовыми частями выдвинулись на рубеж Пожня (25 км западнее Грайворона), Богодухов, Мерефа.

На завершающем этапе операции наиболее отчетливо [167] проявилась ошибка, допущенная при планировании ее. 40-я и 3-я танковая армии устремились главными силами в город и тем самым позволили противнику, в частности его танковому корпусу СС, отойти на Полтаву. То, чего так опасался командир этого корпуса — глубокого обхода Харькова с северо-запада и юго-запада, — не произошло. Мы не использовали открывшихся перед нами возможностей.

А о том, что обход был возможен, убедительно свидетельствуют боевые действия 6-го гвардейского кавалерийского корпуса. Наступая на стыке Воронежского и Юго-Западного фронтов, его части еще 11 февраля вышли на коммуникации противника за Новой Водолагой и Мерефой. Но кавалеристы действовали, к сожалению, в одиночестве и были отброшены.

День освобождения Харькова — 16 февраля — прочно запечатлелся в моей памяти.

Накануне появились первые признаки ранней весны: ощутимо пригревало солнце, дороги слегка подтаяли. К ночи, однако, подморозило, и наши машины легко бежали по отполированной, как стекло, колее.

На рассвете 16 февраля оперативная группа штаба армии обосновалась в восточной части города. Как водится, первым делом наладили телеграфную связь со штабом фронта и доложили командующему об освобождении Харькова. Нужно ли говорить, что этот радостный доклад был принят самым лучшим образом. Особенно приятно было сознавать, что город не подвергся сильным разрушениям, а некоторые заводы, частично использовавшиеся немцами для ремонта боевой техники, достались нам прямо на ходу.

Мне не сиделось в штабе. Хотелось поскорее осмотреть городские улицы, поговорить с людьми. Еще большее нетерпение проявлял в этом отношении член Военного совета армии А. В. Щелаковский: он ведь длительное время жил и служил в Харькове.

Осматривать город мы выехали вместе. Прежде всего нас интересовало состояние мостов через речки Лопань, Харьков и Нетеча. Они, к сожалению, оказались взорванными. И тут мне впервые довелось услышать популярный среди харьковчан каламбур: «Хоть лопни, Харькив не тече». [168]

День стоял погожий, солнце пригревало, как и накануне. На улицах было много народу. В этой приветливой, по-праздничному бурлящей толпе Щелаковский встретил кое-кого из своих старых знакомых. Завязался оживленный разговор.

— Скорее надо восстанавливать заводы, — говорил Щелаковский.

— Теперь все в наших руках, товарищ генерал, — отвечали ему харьковчане.

Люди твердо верили, что это действительно так. Но Харьков был из тех городов, освобождение которых давалось нам необычайно трудно. Неудача первой Харьковской операции (весной 1942 года) не стала последней нашей неудачей на этом направлении. Харьковчане думали о восстановлении родного города, а тем временем с немецких аэродромов поднимались уже бомбардировщики и где-то западнее Харькова накапливались крупные силы сухопутных войск противника...

В тот же день. 16 февраля, на одной из харьковских улиц судьба свела меня с генерал-лейтенантом П. С. Рыбалко. Я упрекнул его, почему в Харьков непрерывным истоком продолжают вливаться все новые и новые колонны 3-й танковой армии, тогда как по приказу ей надлежало наступать южнее Харькова на Люботин. П. С. Рыбалко пытался объяснить, что в Харьков вошли лишь тылы танковых корпусов и бригад, чтобы использовать здешнюю индустриальную базу для восстановления техники. Это звучало как будто убедительно, но мы уже начали ощущать результаты переполнения города войсками.

В Харькове обосновались тогда три армейских штаба со всеми своими частями обслуживания. Кроме того, 40-я армия ввела в город три стрелковые дивизии, 69-я армия вступила сюда четырьмя стрелковыми дивизиями и одной стрелковой бригадой, 3-я танковая — двумя танковыми корпусами и двумя стрелковыми дивизиями.

Ничего хорошего это не сулило. И если первая половина дня 16 февраля прошла относительно спокойно, то, очевидно, лишь потому, что высшие немецкие штабы не успели еще «переварить» потерю Харькова, а боевая авиация противника завершала перебазирование. Но уже к обеденной поре над городом стали появляться неприятельские бомбардировщики, нанося удары по некоторым центральным [169] улицам, а следовательно, по войскам и технике, разместившимся здесь.

Надо было уходить из города, и как можно быстрее. Место войск, освободивших город, — в поле.

«Остановки не будет»

Вечером нам снова удалось связаться с командующим фронтом. На этот раз мы пользовались уже не только телеграфным аппаратом «Морзе», но и телефоном.

Переговоры велись «клером». Но поскольку я сам был участником планирования Харьковской операции, мне легко было выяснить дальнейшие наши задачи. И мной, и Ф. И. Голиковым отлично понимался любой полунамек.

— Как будем работать дальше? — спрашивал я. — Так ли, как говорили в последних числах января, или по-другому?

— По-другому, — ответил командующий и потребовал, чтобы мы скорее уходили из того пункта, где расположились. Он ориентировал меня приблизительно о направлении дальнейшего наступления армии и обещал сообщить подробности «письмом».

Было очевидно, что первоначальный план операции меняется. По плану конечной целью действий войск левого крыла Воронежского фронта являлся выход их на рубеж Грайворон, Богодухов, Люботин, Мерефа. Этого рубежа мы почти уже достигли, но Ф. И. Голиков дал мне понять, что на оперативную паузу рассчитывать не следует.

— Остановки не будет, — объявил он по телефону.

А она была очень нужна. Требовалось подтянуть тылы, подвезти боеприпасы, горючее. Боевые части остро нуждались в пополнении личным составом. В некоторых стрелковых дивизиях оставалось всего по 1000–1500 активных штыков, по два десятка орудий, по полсотни минометов. Фактически при такой численности они не имели боеспособных подразделений, а нас ориентировали на продолжение наступления.

В ночь на 17 февраля мы получили обещанное Ф. И. Голиковым «письмо». Это была директива, из которой следовало, что дальнейшей задачей 69-й армии является наступление на Богодухов и Ахтырку, а справа от [170] нас должна наступать 40-я армия в направлении Лебедина, слева — 3-я танковая армия в направлении Полтавы. Пополнение войск нам предлагалось проводить самостоятельно за счет призыва местной молодежи.